Стихи о Рождестве

Рождество... Рождество, самый радостный детский Праздник, совсем не нуждается в лишних словах... Больше, чем сказано в Евангелии и того, что совершается в каждом сердце, не скажешь и не произойдет...

Но тем не менее нам, людям великой русской культуры, так приятно оглянуться вокруг себя и тихонько подсмотреть, а как этот самый детский Праздник - Рождество - откликался в сердцах наших со-Отечественников...

Подсмотрим?

Заранее оговоримся, что на хронологию ориентироваться не будем - не наша задача сейчас.

 

 

Александр Вертинский в 1934 году, будучи в эмиграции, в Париже, пишет проникновенное стихотворение, которое вскоре споёт и споёт удивительно! К слову, Вертинский вернётся в Россию почти через 10 долгих лет, а Рождество "вернётся" в Россию и того позже...

 

Рождество

 

Рождество в стране моей родной,

Синий праздник с дальнею звездой,

Где на паперти церквей в метели

Вихри стелют ангелам постели.

 

С белых клиросов взлетает волчий вой...

Добрый праздник, старый и седой.

Мертвый месяц щерит рот кривой,

И в снегах глубоких стынут ели.

 

Рождество в стране моей родной.

Добрый дед с пушистой бородой,

Пахнет мандаринами и елкой

С пушками, хлопушками в кошелке.

 

Детский праздник, а когда-то мой.

Кто-то близкий, теплый и родной

Тихо гладит ласковой рукой.

. . . . . . . . . . .

Время унесло тебя с собой,

Рождество страны моей родной.

1934, Париж

 

 

Стихотворения Афанасия Фета можно сравнить с акварелью - так они нежны и легки. Из середины далёкого 19 века - почти 200 лет назад! - как же звонко оно звучит! Не время спешки, не время суеты... Время замереть, ощутив свершившееся Чудо...

 

Ночь тиха. По тверди зыбкой

Звезды южные дрожат.

Очи Матери с улыбкой

В ясли тихие глядят.

 

Ни ушей, ни взоров лишних,

Вот пропели петухи,

И за ангелами в вышних

Славят Бога пастухи.

 

Ясли тихо светят взору,

Озарен Марии лик.

Звездный хор к иному хору

Слухом трепетным приник,

 

И над Ним горит высоко

Та звезда далеких стран:

С ней несут цари Востока

Злато, смирну и ладан.

1842 г.

 

 

Саша Черный многим известен как детский поэт, хотя своих детей у него не было. Да и такое ли уж детское это стихотворение?..

 

Рождественское

 

В яслях спал на свежем сене

Тихий крошечный Христос.

Месяц, вынырнув из тени,

Гладил лен Его волос…

 

Бык дохнул в лицо Младенца

И, соломою шурша,

На упругое коленце

Засмотрелся, чуть дыша.

 

Воробьи сквозь жерди крыши

К яслям хлынули гурьбой,

А бычок, прижавшись к нише,

Одеяльце мял губой.

 

Пес, прокравшись к теплой ножке,

Полизал ее тайком.

Всех уютней было кошке

В яслях греть Дитя бочком…

 

Присмиревший белый козлик

На чело Его дышал,

Только глупый серый ослик

Всех беспомощно толкал:

 

«Посмотреть бы на Ребенка

Хоть минуточку и мне!»

И заплакал звонко-звонко

В предрассветной тишине…

 

А Христос, раскрывши глазки,

Вдруг раздвинул круг зверей

И с улыбкой, полной ласки,

Прошептал: «Смотри скорей!»

1920 г.

 

 

Иосиф Бродский однажды решил, что каждое Рождество будет писать по стихотворению. "Каждый год к Рождеству… я стараюсь написать стихотворение для того, чтобы…поздравить Иисуса Христа с днем рождения.

Это самый старый день рождения, который наш мир празднует." Стихотворение 1987 года открывает вторую часть рождественских стихотворений, возобновленных после 15-летнего перерыва в год получения Бродским Нобелевской премии.

 

Рождественская звезда

 

В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре,

чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе,

младенец родился в пещере, чтоб мир спасти:

мело, как только в пустыне может зимой мести.

Ему все казалось огромным: грудь матери, желтый пар

из воловьих ноздрей, волхвы -- Балтазар, Гаспар,

Мельхиор; их подарки, втащенные сюда.

Он был всего лишь точкой. И точкой была звезда.

Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,

на лежащего в яслях ребенка издалека,

из глубины Вселенной, с другого ее конца,

звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.

24 декабря 1987 г.

 

 

Завершить небольшую, очень небольшую, подборку стихотворений русских поэтов о Рождестве хотелось бы стихотворением Бориса Пастернака.

Больше семидесяти лет назад, в канун нового 1949 года, люди передавали друг другу переписанное от руки стихотворение.  Оно одаривало читателя так нужной в те тяжёлые послевоенные годы радостью и надеждой... Оно будто гладило ладонью по голове - как бабушки гладили нас в детстве, когда мы горько плакали: "Господь с тобой... Господь с тобой..."

Елки уже были разрешены (еще в середине 1930-х годов), но ничто не должно было напоминать о Рождестве... А Пастернак возвращал его и взрослым, и детям...

 

Рождественская звезда

 

Стояла зима.

Дул ветер из степи.

И холодно было Младенцу в вертепе

На склоне холма.

Его согревало дыханье вола.

Домашние звери

Стояли в пещере,

Над яслями теплая дымка плыла.

Доху отряхнув от постельной трухи

И зернышек проса,

Смотрели с утеса

Спросонья в полночную даль пастухи.

Вдали было поле в снегу и погост,

Ограды, надгробья,

Оглобля в сугробе,

И небо над кладбищем, полное звезд.

А рядом, неведомая перед тем,

Застенчивей плошки

В оконце сторожки

Мерцала звезда по пути в Вифлеем.

Она пламенела, как стог, в стороне

От неба и Бога,

Как отблеск поджога,

Как хутор в огне и пожар на гумне.

Она возвышалась горящей скирдой

Соломы и сена

Средь целой вселенной,

Встревоженной этою новой звездой.

Растущее зарево рдело над ней

И значило что-то,

И три звездочета

Спешили на зов небывалых огней.

За ними везли на верблюдах дары.

И ослики в сбруе, один малорослей

Другого, шажками спускались с горы.

И странным виденьем грядущей поры

Вставало вдали все пришедшее после.

Все мысли веков, все мечты, все миры,

Все будущее галерей и музеев,

Все шалости фей, все дела чародеев,

Все елки на свете, все сны детворы.

Весь трепет затепленных свечек, все цепи,

Все великолепье цветной мишуры...

... Все злей и свирепей дул ветер из степи...

... Все яблоки, все золотые шары.

Часть пруда скрывали верхушки ольхи,

Но часть было видно отлично отсюда

Сквозь гнезда грачей и деревьев верхи.

Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,

Могли хорошо разглядеть пастухи.

- Пойдемте со всеми, поклонимся чуду, -

Сказали они, запахнув кожухи.

От шарканья по снегу сделалось жарко.

По яркой поляне листами слюды

Вели за хибарку босые следы.

На эти следы, как на пламя огарка,

Ворчали овчарки при свете звезды.

Морозная ночь походила на сказку,

И кто-то с навьюженной снежной гряды

Все время незримо входил в их ряды.

Собаки брели, озираясь с опаской,

И жались к подпаску, и ждали беды.

По той же дороге чрез эту же местность

Шло несколько ангелов в гуще толпы.

Незримыми делала их бестелесность,

Но шаг оставлял отпечаток стопы.

У камня толпилась орава народу.

Светало. Означились кедров стволы.

- А кто вы такие? - спросила Мария.

- Мы племя пастушье и неба послы,

Пришли вознести Вам Обоим хвалы.

- Всем вместе нельзя. Подождите у входа.

Средь серой, как пепел, предутренней мглы

Топтались погонщики и овцеводы,

Ругались со всадниками пешеходы,

У выдолбленной водопойной колоды

Ревели верблюды, лягались ослы.

Светало. Рассвет, как пылинки золы,

Последние звезды сметал с небосвода.

И только волхвов из несметного сброда

Впустила Мария в отверстье скалы.

Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,

Как месяца луч в углубленье дупла.

Ему заменяли овчинную шубу

Ослиные губы и ноздри вола.

Стояли в тени, словно в сумраке хлева,

Шептались, едва подбирая слова.

Вдруг кто-то в потемках, немного налево

От яслей рукой отодвинул волхва,

И тот оглянулся: с порога на Деву,

Как гостья, смотрела звезда Рождества.

1947 г.